И вдруг совершенно неожиданно я оказалась в зиме. Уверенный слой снега вокруг, люди в шапках.

Я стояла на остановке, прислушиваясь к странному ощущению холода, пролезшего под осеннюю куртку и нагло примеривающегося к моему тельцу. На улице уже стемнело, и парные огни фар вытягивали из сумеречной неясности в пространство конкретного материального мира машины метрах в семи от меня, создавая ощущение, будто я стою на границе двух реальностей. И вдруг я услышала пение, мощное, величественное. Могучие басы пробились сквозь шум наводненной машинами улицы, перевалили через преграду многоэтажек и хлынули прямо внутрь меня. Церковное пение. Всегда, когда я слышу его, внутри будто что-то приподнимается, встает на цыпочки, потому что рядом с этим невозможно быть расслабленной, тем более распущенной, и душа наполняется благоговением на грани с сакральным ужасом.
Я стояла пригвожденная к месту этим явлением трансцендентального. Подъехал троллейбус. Открыл двери. Гнусавый, неразборчивый из-за плохого качества динамика голос пробубнил название остановки. Двери с шипением закрылись, и эта махина с гудением поехала дальше. Я проводила его взглядом, тряхнула головой, словно только что избавилась от наваждения, и вернулась к ожиданию транспорта. Но что-то поменялось. Я прислушалась - пения больше не было.